втор предкризисного романа
Автор: Алексей Митрофанов
Газета, № 226, 01 декабря 2009, C. 5
Он родился в 1929 году, а для нас, россиян, – в 1996-м. Именно тогда на русский язык был переведен роман Милорада Павича „Хазарский словарь“, написанный 12 годами раньше. Автором перевода была Лариса Савельева, и этот самый ее труд был признан журналом „Иностранная литература“ лучшим переводом года в России.
А Россия в это время набирала обороты. Жить становилось лучше, веселее – год от года. До дефолта оставалась пара лет, однако же ничто его не предвещало. Казалось, так будет всегда: год от года все лучше, тучнее. Большая часть столичных жителей считала, что запущен бесконечный созидательный процесс – мы наконец убили гидру коммунизма и теперь уверенно идем к светлому будущему.
Провинция, однако же, вплотную подошла к тому, что называют гранью выживания: в областных центрах завидовали семьям, где хотя бы раз в неделю ели мясо, о районных центрах страшно даже говорить. Но столичным жителям провинция была не слишком интересна.
Тем не менее вся эта двуликая Россия зачитывалась двумя авторами – Пелевиным и Сорокиным. Еще Акунин не вошел в фавор. Не был еще переведен (хотя давно уж был написан) „Алхимик“ Пауло Коэльо. Интеллигенция читала „Маятник Фуко“ Умберто Эко. „Маятник“ был сложен, если не сказать занудноват, даже для высоколобых читателей.
И вдруг возник роман-словарь. Роман „Словарь“. Который был об умном, но читался с легкостью непередаваемой. Более того, его можно было начинать читать с любого места – с начала, с конца, с середины. Это даже не колбаса, которую все-таки правильно есть либо с одного, либо с другого конца. Это сырковая масса какая-то.
Текст – препотешный: „Один из мальчиков, игравших на улице – а игра их заключалась в том, что они менялись штанами, – остановился у киоска, где д-р Сук покупал газеты, и обмочил одну его штанину. Д-р Сук обернулся с видом человека, который вечером заметил, что целый день у него была расстегнута ширинка, но тут совершенно незнакомый мужчина со всей силы влепил ему пощечину. Было холодно, и д-р Сук через пощечину ощутил, что рука ударившего была теплой, и это показалось ему, несмотря на боль, даже немного приятным“.
И вместе с тем текст – об умном. О том, как на рубеже VIII и IX столетий выбирали религию. Но при этом текст основан на фактах выдуманных. Текст-мистификация. К тому же написанный жителем самой таинственной из европейских стран постсоветского времени: при советской власти Югославия считалась самой ненадежной представительницей социалистического лагеря, а по завершении советской власти вдруг единственная сохранила преданность социалистическим идеалам.
Через 10 лет явится „Код да Винчи“ Дэна Брауна. Он тоже прогремит и на весь мир, и на Россию в частности. Он тоже будет и об умном и при этом постижим для обывателя со скромным показателем IQ. Но подстегнутый мощной пиар-кампанией, да еще и на фоне Пауло Коэльо, да еще при довольно активном Акунине он промелькнет молниеносно и успешно будет позабыт.
Здесь же – другое. Начало второй половины 90-х годов. Латиноамериканская интеллектуальная литература прочитана. Пелевина с Сорокиным недостаточно. В детективном пространстве блистает одна лишь Маринина. Коэльо с Акуниным только грядут.
В эту эпоху именно „Хазарский словарь“ становится русским народным и интеллигентским, столичным и провинциальным чтением одновременно. Именно с „Хазарским словарем“ в кармане часть россиян пережила столичные излишества, другая часть – провинциальный упадок, и обе эти части разом плюхнулись в дефолт, ну а потом и в кризис. Он был последней книгой той России, которая существовала с 1991 по 1998 год.
Потому для нас, для россиян, Павич особенно ценен. А значит, горче утрата.
Филолог, директор Библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева:
„Многие его последователи не осознают, что Павич стал их учителем“
Наша библиотека успела сделать то, чего хотели и мы, и Милорад Павич. В нашем дворике был установлен бюст писателя, я этому очень рада. Это действительно настоящий классик, сделавший и для своей культуры, и для своей страны очень многое, изменивший восприятие их во всем мире. Это классик не только европейской, но и мировой литературы. У него целая плеяда учеников и последователей, и многие при этом не осознают, что Павич стал их учителем. Лично мы с ним не были знакомы, но переписывались. Павич собирался приехать в Москву на церемонию открытия памятника, но, к сожалению, ему пришлось отменить поездку из-за плохого самочувствия. Писал он очень интересно. А после того как памятник был открыт, он прислал мне очень трогательный подарок: вырезанный из дерева цветок – одновременно и символ красоты, и символ вечности.
